|
|
Мариночка, привет! Дорогая, незнакомая. Это Юлиан Семёнов - "Горение". Роман о Феликсе Дзержинском. Правда, хорошо?
Автор: Родион Верёвкин - 20:14 10 Ноября 2001 |
Ганка будто очнулась и подняла голову. Она увидела прямо перед собой петлю, которая покачивалась на ветру. Снова ужас исказил ее лицо. Глаза округлились, губы затряслись и исказились в жуткой гримасе. Она стала вырываться из рук палачей.
- Пустите! Пустите меня! Я не хочу! Я не хочу! Вы не можете меня повесить! Пожалуйста, пощадите меня-я-я!!! Пожалуйста-а-а-а!!! Я боюсь, боюсь, я боюсь! Пожалуйста, не вешайте меня! Нет! Нет-нет-нет! – Она визжала, рыдала и завывала.
До последней секунды она пыталась спасти свою молодую жизнь. С непонятно откуда взявшейся силой она дергала плечами, извиваясь как змея, то подгибала ноги, пытаясь сесть на землю, то упиралась пятками в мостовую и выгибалась назад дугой. Жандармы заторопились, почти волоком они подтащили несчастную к табурету, но она продолжала, рыдая, отчаянно сопротивляться. Еще двое улан подошли на помощь. Шанский вскочил на табурет и схватил петлю, а палач с двумя помощниками подняли Ганку на руках и поставили на второй табурет, продолжая силой удерживать ее там. Шанский попытался было надеть петлю ей на шею, однако, она бешено крутила головой, все время уклоняясь от страшной удавки. Наконец, растянув петлю пошире, ему все же удалось продеть сквозь нее голову жертвы. Тут он, ловко выбрав слабину, потянул веревку, и петля затянулась на Ганкиной шее. Сейчас Шанский уже не суетился – ей некуда было деваться. Он в последний раз услышал ее жаркий охрипший голос: - Умоляю, по-ща-ди-те... Он умело, не ослабляя натяжение веревки, спрыгнул с табурета на землю и продел свободный конец в кольцо, закрепленное на столбе. Потом, оглядев жертву и оценив ситуацию, он еще сильнее натянул веревку. Петля затянулась туже и сильнее врезалась в шею. Она могла стоять только на цыпочках и теперь уже не могла произнести ни слова – только слабо хрипеть. Шанский, не спеша, натягивал веревку до тех пор, пока его жертва не оказалась стоящей только на двух больших пальчиках ног. Он окончательно закрепил конец веревки и, подойдя вплотную к женщине, поднял руки, взял ее за бедра и начал осторожно поворачивать ее лицом к окнам дома, чтобы "господам офицерам" было лучше видно. Она послушно следовала за его движениями, мелко переступая побелевшими от напряжения пальчиками. Это было похоже на чудовищный балет. Немного отойдя в сторону, палач с удовлетворением осмотрел результаты своих усилий. Действительно, было на что полюбоваться. Тело красивой, но несколько полноватой молоденькой женщины, вытянутое в струнку, со звенящим от напряжения каждым мускулом выглядело еще более привлекательным и даже стройным. Вытянулась шея, стали стройнее ноги, тоньше талия. Петля, туго обхватившая шею, заставляла ее слегка склонить голову. На лице несчастной застыло выражение какого-то романтического, почти театрального ужаса. Брови трагически изогнулись, залитые слезами глаза округлились, полные губы приоткрылись и мелко дрожали, через них с легким хрипом вырывалось тяжелое дыхание, превращавшееся на морозе в легкий пар. Шанский повернулся и вопросительно посмотрел на большое окно второго этажа, где находился наблюдавший за казнью ротмистр. Ротмистр поднял вверх указательный палец правой руки и затем резко опустил его вниз. Палач подошел к своей жертве и ловко вышиб табурет из-под ее ног. Чиркнув пальцами босых ног по крышке, тело свободно повисло, медленно покачиваясь. Лицо повешенной вспыхнуло, губы растянулись в жутком подобии улыбки. Белые ровные зубы оскалились. Глаза напряженно зажмурились. Она издала довольно громкий шипящий звук, перешедший во что-то вроде сдавленного свиста. В углах рта появилась белая пена слюны. Потом звук резко прекратился. Она широко открыла рот, стараясь вдохнуть воздух. Глаза широко открылись. Напряжение мышц лица спало и на нем сложилось выражение удивления. Это удивленное выражение так и сохранилось до самого конца. По лицу лишь изредка пробегали судороги от тщетных попыток вдохнуть. Несколько секунд она висела неподвижно. Все ее тело олицетворяло единое усилие – дотянуться до земли. Кожа лица покраснела, затем побагровела. Казалось, что она так и останется навсегда неподвижной. Однако молодое сильное тело не смогло так, без боя расстаться с жизнью. Неожиданно по ногам повешенной прошла дрожь, и она медленно начала поднимать свои полные круглые колени. Затем она резко бросила ноги вниз, при этом широко разведя их в стороны. Это напоминало движения ныряльщика всплывающего с глубины. Потом, так же медленно, она отвела пятки назад и снова резко выпрямила ноги. Так повторилось несколько раз. В полной тишине зрители, словно зачарованные наблюдали за этим чудовищным танцем. Лицо стало синим, составляя резкий контраст с очень белым телом. Внезапно эти тягучие завораживающие движения сменились судорожным и беспорядочным дерганьем. Она сучила босыми ногами, и эти движения были похожи то на бег, то на езду на велосипеде, то на подъем по лестнице. Наконец конвульсии ослабли, по всему телу пробежала последняя волна. Ноги последний раз напряженно выпрямились и ослабли, слегка согнувшись в коленях. В этот момент на рубашке, внизу живота появилось и стало расползаться мокрое пятно. Бедра, голени и ступни заблестели от стекавшей по ним влаги. Моча закапала, а потом потекла струйками с пальчиков босых ног. Под повешенной образовалась лужица, над которой заклубился легкий пар. Все было кончено. Переговариваясь и смеясь, уланы начали расходиться. Ганкино тело провисело на фонаре всю ночь. Когда посланные в наряд два улана рано утром стали его снимать, они увидели, что лицо ее обезображено – вороны выклевали глаза.
|
|
|
|
|